До начала уголовного преследования Курмелев был известен активной критикой омской системы УФСИН, выступал против пыток и даже судился с ныне упраздненным следственным изолятором №3 (СИ-3). В 2012 году он был осужден по экономическому преступлению и два года провел в ИК-8.
Хронология конфликта
В начале 2010-х имя бизнесмена часто упоминалось в СМИ. В 2010 году Курмелев записал видеообращение, в котором заявил о пытках в СИ-3 и назвал его «новым Освенцимом». Об издевательствах ему сообщили знакомые, отбывавшие там наказание. В ответ руководители СИ-3 Алексей Шмальц и Александр Линник подали против него иск о защите чести, достоинства и деловой репутации, потребовав выплатить им по 200 тысяч рублей и еще 300 тысяч в пользу самого оскорбленного учреждения.
Иск закончился частичной победой Курмелева. С помощью свидетелей ему удалось подтвердить многочисленные факты нарушений, в итоге судья признал, что у ответчика «имелось достаточно оснований для формирования мнения относительно условий содержания» в СИ-3. Однако за фразы «новый Освенцим» и «главный палач» его все-таки оштрафовали, но на незначительные суммы: по 100 рублей истцам и 2 тысячи в пользу изолятора.
В том же 2010 году Курмелев пытался добиться возбуждения уголовного дела по факту гибели осужденного М.В. Копылова в СИ-3, которого, по его мнению, изнасиловали шлангом для клизмы. Судмедэкспертиза установила, что смерть наступила «в результате разрыва слизистой прямой кишки, который осложнился ее некрозом». Однако официальная проверка показала, что осужденный умер от того, что носил в заднем проходе мобильный телефон. Предприниматель в эту версию не верит, но расследованию хода не дали. (Копия постановления об отказе в возбуждении дела есть в распоряжении редакции).
Также бизнесмен критиковал тогдашнего начальника уголовного розыска УВД Омской области Валерия Калганова. Летом 2011 года задержали гражданскую супругу Курмелева. За вождение без прав женщину продержали в полиции почти сутки, причем в «кутузку» поместили вместе с 4-летней дочерью. Позже она заявила, что от нее пытались добиться показаний против мужа, конфликтовавшего с Калгановым, сообщал БК55. Спустя полгода суд признал действия полицейских незаконными, было возбуждено уголовное дело.
Немногим позже Курмелев сам оказался на скамье подсудимых. Его обвинили в мошенничестве, связанном с рейдерским захватом имущества ООО «Град», и осудили на 3 года колонии. Отсидев 2 года, он вышел по УДО.
«Отношение как в концлагере»
— В СИЗО отношение было нормальное. Не могу сказать, что меня унижали или что-то лишнее требовали. А после суда меня отправили в СИ-3 — видимо, именно из-за того, что я судился с ним. При Шмальце там проходили реальные пытки. Могу сказать за двух своих знакомых: Дубоносова и Гриднева.
У меня был суд с СИ-3. Я написал статью и выступил с видеообращением, в котором сказал, что там устраивают пытки и издевательства. В ответ Шмальц и Линник подали на меня в суд за оскорбление чести и достоинства. Но я привел свидетелей человек восемь, которые рассказали, как их травили собаками, избивали, вешали на дыбу, в задний проход вставляли шланг, один и тот же для всех, и под давлением промывали — якобы они нож могут пронести. Судья, молодая женщина, чуть не плакала. Она с этой темы съехала: ей бы не дали признать факты пыток, и она написала, что я их назвал палачами и сравнил СИ-3 с Освенцимом, а это не соответствует действительности, и присудила мне тысячу рублей штрафа.
Когда я попал в СИ-3, ситуация там была совсем другая. Сейчас, говорят, его закрыли. Там реально отношение как в концлагере. Я первый раз попал в тюрьму. «Садитесь на корточки, руки на затылок, не оборачивайтесь». Заливали камеру водой специально. Пока мы на прогулке, сорвут канализацию, вода набежит. Приходишь — они говорят: «Влажная уборка». Эту воду надо тряпками собрать и вылить в унитаз. Влажность постоянная, сквозняки, все болеют.
Когда я пытался это озвучить начальнику лагеря Оганисяну (Месрроп Оганисян, тогдашний начальник ИК-8 — прим. ред.), он меня сразу в ШИЗО, потому что у меня под робой была теплая одежда. Была осень, холодно, я надел теплую одежду. Нарушение формы, меня закрыли в штрафной изолятор. Там просто яма и деревянный пол со щелями. Жуки лезут, влажность, холод (температура 16 градусов), антисанитария. Освещение одно и то же и днем, и ночью: не убавляют ночью и не прибавляют днем.
Я написал заявление про освещение в прокуратуру, прокурор говорит: «А как вы измерили?» Я говорю — органами чувств определил, что света недостаточно, чтобы читать, и много, чтобы спать. Говорит: «Но это субъективно». В итоге сестра подала в суд. Они пришли, замерили, и действительно так оказалось. Так же выиграли суд из-за низкой температуры в ШИЗО. Всего было пять исков, в том числе из-за того, что не выдают зимнюю обувь. Сутками стоишь на морозе. Построение, развод. Часов 5–6 на улице находишься в летней обуви. Варежки не дают, теплой одежды нет.
В ИК-8, когда убрали Оганисяна и появился Петенев, как-то стало попроще. У него более человечный подход. Но когда я ушел из лагеря, часть молодежи отправили в ЛИУ-2, якобы они наркоманы. Там реально пытали током. Арсен (знакомый Курмелева — прим.ред.) пришибленный немного вышел, говорит, пытали током, чтобы правильно себя вел. Кладут человека на металлический стол, руки-ноги привязывают и подключают контакты либо к гениталиям, либо к концам пальцев на ногах. Это было при Касьяне.
«Одни из самых тяжелых тюрем»
История пыток, избиений и унижения человеческого достоинства именно в омских колониях и СИЗО — это практика.
И с издевательствами я встречался, и как избивают, видел. Но когда пытают, это никто не афиширует. Человека забирают либо в карцер, либо единое помещение крытого типа (ЕПКТ). Это как тюрьма в тюрьме. Помощи ждать неоткуда и не от кого.
Самих пыток я не видел, но могу сказать за Дубоносова, за Гриднева. В общей сложности ко мне обращались человек 17, но это все дела 2011–2012 годов. Сама система ломочная. Температура в ШИЗО 15–16 градусов. Вот для чего у молодых людей отнимать здоровье? Это не исправление, не отбытие наказания. Они делают человека больным, озлобленным, и он уже никогда не вернется в общество. Это вред государству.
Людей выжимают на промзону, где осужденные работают бесплатно. Хотя есть трудовой кодекс, должны быть отчисления, налоги. Но все разворовывается, на эти деньги содержат прокуроров. У нас свинарник был, но мяса мы не видели. Куда оно уходит? Списывают ведь на нас.
Я вырос в России, прошел Советскую армию, поэтому для меня, как и для многих русских мужчин, подраться, получить по морде — это не сильно-то и наказание. Мы все это легко переносим. Если побьют за дело, и претензий нет. Но в нашем УФСИНе идет целенаправленная ломка психики и уничтожение человеческого достоинства. То, что там воровство повальное, само собой. Одежду не выдают, питание не додают, температура в бараках не соответствует нормам, лечения никакого нет. Несколько человек уехали из лагеря вперед ногами, хотя, если бы им оказали своевременно медицинскую помощь, можно было бы спасти.
Это наплевательское отношение к своему народу порождает у людей отрицание всего. Они считают, что мир четко разделился: все, кто в погонах, — враги, все, кто в черной робе, — нормальные парни. Контингент там тяжелый, есть реально уголовники, наркоманы. Но, по моим наблюдениям, 50% молодежи вообще не надо было сажать. Отнял сотовый телефон, с кем-то подрался — ему сразу «вымогательство», «грабеж». И по тяжелым статьям они туда заходят, и пацаны, которые могли бы нормально жить и работать, попадают в такую мясорубку, что оттуда выходят убежденными ненавистниками государства.
О блатных и активистах
Тех, кто сотрудничает с администрацией, активистов, называют «козлами». Бывают активисты в фаворе, которые начинают перегибать палку, «душить» зэков. УФСИН в противоречия попадает очень сильно. Если дать власть активистам, они «душат» простого зэка. Если дать власть блатным, они начнут «душить» активистов. Мужской озлобленный коллектив. Конфликты происходят очень часто: кто-то что-то неправильно сделал, кто-то неправильно выразился. Там эта идиотская субкультура: русское слово «спросить» («я у тебя спрашиваю») звучит оскорбительно. А люди, которые пришли с воли, этих вещей не знают, могут не то ляпнуть, и из-за этого возникают конфликты. Если есть здравомыслящие люди в бараке, они стараются такие ситуации гасить и объяснять молодым.
Такого, чтобы активистов натравливали на обычный контингент, в «восьмерке» не было. Был у нас комендант Петухов, он меня все раскручивал, чтобы ремонт лагеря сделать. Я понял, он действовал по указанию Оганисяна. Давление на меня оказывали, но я просто отказал. Поэтому меня, кстати, в ШИЗО и закрывали несколько раз. Понятно, что никакого ремонта не будет, деньги напрямую уйдут известно куда, а мне сделают послабления режима. Говорят: «Ты же хочешь спокойно сидеть? Давай поможешь, окна покрасим, крышу сделаем, вам же лучше будет».
Я когда в лагерь попал, тоже не знал все эти градации — активисты, блатные. Они как действуют: на пацанов просто давят, а меня обхитрили. Подходит комендант [активист]: «Саня, за тебя звонил один уважаемый человек, сказал, тебе надо помочь». Ну кто откажется от помощи? Говорит, устроим тебя на хоздвор, работы немного, будешь жить хорошо. Надо будет покрасить кое-что, краски купить тысяч на 20. Дали мне близким позвонить, я попросил передать мне 20 тысяч. Потом Петухов говорит мне: «Сейчас будем ремонт делать по-настоящему, надо тысяч 200». Я говорю: «Все, до свидания». Он: «Давай я у тебя под проценты возьму. Отдадим деньги куда надо, и твоему человеку будут возвращать 10% в месяц». Это развод в чистом виде, финансовая пирамида. Я отказался. Он мне говорит: «Я тебя предупредил».
Я бы не против подметать, я вообще не отрицательной направленности. Я думал, приду в лагерь, со мной поговорят, я стану писарем каким-нибудь или в библиотеке буду работать и уйду по УДО. У меня такой настрой был. А они сначала начали крутить на деньги, когда с деньгами не получилось — они меня назад в барак. Стою в строю среди малолеток, мне говорят: «Взял метлу, давай плац подметай». Я отказываюсь. «Как ты отказываешься?» «Да молодых много». «Иди к начальнику пиши бумагу». И я сразу получаюсь отрицательной направленности. Не предложили никаких вариантов: поработать, например, инженером в соответствии со своими навыками и возможностями, сразу такая ломка через колено. Я пришел к начальнику. «Ты кто такой, что, блатной? Тебе сейчас корону бумажную наденут, по плацу проведут». Так они делают иногда.
От голодовки до УДО
В третий раз в ШИЗО я 10 дней отбыл, ничего не нарушал, успокоился, читал книжечки, вошел в состояние уравновешенного ума. Знаю, что меня уже должны выпустить. Но тут мне говорят, пиши объяснительную, встал невовремя. Как я могу невовремя встать, если вопит сирена, входят сотрудники, поднимают. «А у нас есть видеорегистратор, что ты встал не в 5:00, а в 5:15». Но сигнал же от них зависит, а не от меня.
Я объявил голодовку. 10 дней не ел. Сокамерник тоже объявил. Оказалось, что там по понятиям, если сокамерник начинает голодать, вся камера должна поддерживать. После этого пришел начальник БиОР Андрюков (отдел по безопасности и оперативной работе — прим. ред.), и первый раз за год со мной по-человечески поговорили. Он спрашивает: «Что ты устраиваешь? Почему как нормальный не пошел работать, бумаги заполнять?» Говорю: «Подождите, а мне кто-то что-то предлагал?» С меня стали вымогать деньги, потом меня стали пугать, потом меня запрягли в ШИЗО. Я первый раз за год разговариваю с адекватным человеком, который хотя бы интересуется, что происходит».
Начальник БиОР предложил мне: сестра отзывает все иски, мы тебе начинаем закрывать взыскание. У меня 11 взысканий было, я так и не понял, за что. Взыскания закрывается по два в месяц. Я пошел на эти условия. А потом вызывает Андрюков, говорит: уже поздно, Оганисяна увольняют, меня увольняют. И Оганисяна перевели в другую область, чуть ли не начальником снова.
Знаете, что самое мерзкое: заводят уголовное дело, есть факты, а [сотрудников УФСИН] переводят в отстой, а потом они всплывают в других регионах. Оганисян сначала в СИ-3 «прятался», потом его перевели в «дневятку» или «двенашку», потом он всплыл в Костроме. Линник пытал, пытал людей, кто про него только ни писал, сколько смертных случаев — тот же Копылов, а через некоторое время появляется на другой зоне. Сейчас он в 11-й колонии, начальник оперотдела опять.
Доказанные преступники, а их с места на место тасуют. Прокуратура ничего не видит, ничего не слышит.
Про бунт в ИК-6
Бунты в таких условиях неизбежны. Они в наших колониях вспыхивают, по-моему, раза 3–4 в год. По одной причине: идет вымогательство, унижение человеческого достоинства, выборочно пытки. Холодная одежда, постоянное недоедание — это тоже своего рода пытки. Вспыхивает стихийно, а потом остановиться не могут.
Заключенные приходят в помещение, где их должны обыскать, проверить вещи и расфасовать по баракам, а там активисты их начинают сразу без предупреждения бить. И были такие случаи, что те дают сдачи. Вот и начинается вспышка. А когда они активистов победили, то остановиться уже не могут. Людей бить не надо, и не будет бунта.
Слухи такие, что именно на этапе [новоприбывших в ИК-6] стали дубасить, те поднялись, а мужики тамошние, задавленные активистами (свидание — деньги, передача — отдай долю), поддержали. И вся колония вроде вспыхнула. Вымогательство [активистов] там было поставлено на поток, как мне сказали.
Для чего там БиОР, отдел безопасности, куча оперов? Они же прекрасно понимают, что идет вымогательство и для кого оно идет. Но, когда начинается вымогательство, очень трудно найти границу, когда надо остановиться. Один отдает и отдает, другой за две копейки взбунтуется. Поэтому они людей сортируют — это профессиональная вымогательская работа, они смотрят, кто помягче, что из какой семьи пришел, по какому делу заехал. Все прямо психологи.
С передачами также было в ИК-8. Я приехал из тюрьмы, не знал, как в лагере. Подходит завхоз: «А ты передачу-то получал?» А я даже не знал, что мне положена раз в два месяца передача. Он говорит, давай помогу, но половину отдашь мне. Я думал, что по-другому никак нельзя.
С воли передают, сотрудники забирают, и все шито-крыто, и концов нет. Ничего не докажешь. Думаю, что многие рядовые сотрудники и не в курсе событий. Я знаю, что они по-своему пытаются зарабатывать. Но целенаправленное вымогательство — это только с руководством согласовывать.
«Поневоле стал правозащитником»
Меня отпустили по УДО. Начальник мне сказал: «Я тебя под свою ответственность выпускаю. Ты будешь дальше газовать?» Я говорю: «Не буду».
У меня дети маленькие, когда я вышел, еще одна дочка родилась. Я знаю, что если продолжу [выступать с критикой], они и меня, и жену задергают. Поэтому я помогаю правозащитникам деньгами, на митинг могу сходить, но целенаправленно я больше этим не занимаюсь.
P.S: Мнение респондентов и авторов может не совпадать с позицией редакции. Мы продолжим следить за ситуацией и в ближайшее время проведем собственное расследование о том, в каких условиях содержатся заключенные в омских колониях.