Молодёжный лексикон — целая наука. Аналитики каждый год отмечают рост популярности новых и новых слов, причём если «крашем» и «кринжем» уже не удивить, то вот «пикми» или «альтушке» ещё предстоит пройти проверку временем.
Сейчас сленг — то есть слова, характерные для особой группы людей — проникает в наш язык через соцсети и интернет. А как выглядела подобная лексика пару веков назад? Об этом Om1 Омск рассказала преподаватель факультета филологии и медиакоммуникаций ОмГУ им. Достоевского, кандидат филологических наук, доцент кафедры русского языка, литературы и медиакоммуникаций Марина Александровна Харламова.
|
---|
Фото: Om1.ru |
На самом деле сленг для отечественной филологической традиции не очень приемлемый термин. Учёные выделяют городское просторечие и разговорную речь как формы существования национального русского языка. Говорят о говорах, которые легли в основу русского литературного языка и способствовали его формированию. Кроме того, в разговорной речи горожан было много элементов из разных жаргонов, в том числе профессиональных — арго. Всё это влилось в городское просторечие.
Сленга, конечно, в XIX веке не существовало. Россия представляла собой сословное государство, и в каждом сословии были свои речевые особенности. Эти особенности были связаны, например, с модой на иностранную речь: в XVIII веке вместе с петровскими реформами пришла мода на немецкие и голландские слова. В пору наполеоновских войн стало модным знать французский. В это же время с ростом национал-патриотических настроений в обществе растёт и интерес к русскому языку. Во второй половине XIX — начале XX веков в лексиконе появилось множество англицизмов из искусства, финансово-политической, спортивной сфер и так далее. Однако надо помнить, что основу русского литературного языка составляла и составляет собственно русская лексика.
Слияние речи разных сословий активно началось только после революции, тогда же крестьяне — носители русских говоров разных типов — хлынули в город. Активное формирование городского просторечия учёные отмечают именно с этого времени. Однако ещё после отмены крепостного права (1861 г.) крестьяне стали переезжать в города, и их речь постепенно включалась в городскую речевую стихию.
|
---|
Фото: pastvu.com |
Ещё одна важная веха — демократизация общественной жизни, которая началась примерно с 30-х гг. XIX века. На развитие языка в этот период значительное влияние оказывали студенты: в университеты поступали люди из разных сословий, возникали кружки молодёжи, тесно связанные с Московским университетом прежде всего. Значительная роль в формировании речевого пространства XIX века принадлежит литературным журналам, вокруг которых тоже оказывались студенты и выпускники университетов. Эти молодёжные группы выделялись не только своими взглядами, но и своей речью. И постепенно усреднённая речь прогрессивной молодёжи уходила в городскую среду.
Перемешивались языки чиновников, военных, разночинцев, мещан, студентов, крестьян — так и появилось городское просторечие. Его фактически вырабатывал народ — это роднит просторечие с молодёжной речью. Молодёжный жаргон (т. е. «специальная речь корпоративно замкнутых сообществ») окончательно сформировался после революции. Современная молодёжная речь теперь иная, она обращена часто в будущее, по стилистическому тону она энергична, направленность у жаргона творческая.
«На самом деле даже речь университетских студентов 40-х и 80-х годов XIX века отличается, — поясняет М. А. Харламова. — Так, молодой Лев Николаевич Толстой в 40-е годы XIX в. осуждал семинарское слово «великолепно», предпочитая ему дворянско-клерикальное, высокое и вполне привычное нам «прекрасно». Позже ему на смену пришло «железно», «потрясно», «классно» и т. п. Старое, уходя, может стать и литературным, как случилось с «великолепно».
|
---|
Фото: pastvu.com |
Марина Александровна показывает один из примеров типичной речи конца XIX века. Это фрагмент из «Войны и мира» Льва Толстого:
«Так ты её очень любишь, Сережа?», — зевнул Пьер.
«О, я от неё без ума», — высморкался Сергей Ипполитович.
«Ну, так пойдем к ним», — взял Пьер шляпу.
«Да, да, лечу к ней сломя шею», — порывисто взъерошил влюбленный нависшие на лоб нечёсаные патлы, и они понеслись».
«Это образец речи 1889 года. Мы говорим сейчас иначе: «сломя голову», хотя ещё в словаре Ушакова 1935 года словосочетание есть, и с пометой «разговорное», — поясняет Марина Харламова. — Выражение «сломя шею» ранее представлено в словаре Даля — известно, что в этом словаре больше всего лексики народно-разговорной. Вероятно, и Толстой в приведённом диалоге использовал это слово как маркёр разговорной речи молодёжи».
А вот ещё пример.
«Кто такие «волосатики»? Это слово пришло из воровского жаргона начала XX века, в котором волосатики — это чужие, подозрительные, не свои, а в середине XIX века так называли, например, революционных демократов, которые были под подозрением. Кстати, в молодёжной речи очень много слов именно из речи деклассированных элементов, — комментирует М. А. Харламова. — Можно и глубже заглянуть. Заросший природной растительностью человек и в древности вызывал недоверие, был чужаком. Современный «волосатик», снимая с себя неприглядность внешнюю, может прикрываться обезличенным термином, без эмоции и экспрессии (а это важные признаки молодёжной речи), заимствованием из английского — «хайраст». Ни образа, ни эмоции, поэтому никто и не осудит».
|
---|
Изображение: нейросеть Kandinsky |
У чиновников была своя манера речи. Например, частица «-с» на конце слова выражала подобострастие низшего чина к высшему: «пожалуйте-с», «возьми-ка-с», «мадам-с» и так далее. Примеры сословной речи купцов часто встречаются в пьесах А. Н. Островского, а фразы из военного лексикона — у М. Ю. Лермонтова. Поначалу для молодёжной речи была характерна устремлённость к высоким славянизмам (это общий тон речи практически до середины XIX века). Позднее, особенно после революций 1905 и 1917 годов, образцом становится речь представителей общества, достигших, по мнению молодых, «абсолютной свободы» — представителей городского «дна». И только значительно позже в моду входят иностранные слова.
Итак, общеупотребительного молодёжного жаргона как такового до революции не существовало. Мы предложили Марине Александровне прокомментировать, как в прошлом называли определённые предметы, явления, понятия.
«Родаки» — «предки»
|
---|
Изображение: нейросеть Kandinsky |
«Так говорили в высоком стиле. Это очень старое слово, о чём говорит начало «пре-». Предок буквально значит «тот, кто перед нами». У него есть древний корень «пред-» — в такой форме он был и в старославянском языке, и в церковнославянском, сохранился в древнерусском, а оттуда пришёл в современный русский. Это родовое понятие: «все предки твоего рода». Вот у Толстых очень древний род, и у него встречались, конечно, «предки». У Пушкина тоже — «предки»… Конечно, слово старое.
Сейчас слово тоже используется в речи молодых, но в другом, ироничном значении. Форма слова остаётся той же, но оттенки смысла или стилистическая маркировка меняются. Ранее оно значило «поколение» — сейчас значение схожее, сужено до «родители», и того ироничного смысла, как сегодня, не было».
«Краш» или «крашиха» — «пассия», «душа моя»
|
---|
Изображение: нейросеть Kandinsky |
«Слово «возлюбленный/ая» использовалось в XIX веке. Если брать синонимы из того времени… Вот вспомним письмо Пушкина Наталье Николаевне: «Душа моя, гляделась ли ты в зеркало?». Это, конечно, семейная традиция обращения к возлюбленным: «Я вас люблю, любовь ещё быть может, душа моя угасла не совсем». Это высокий стиль, обращение к близкому, любимому человеку. В этом смысле интересно изучать альбомы — такие тетради, распространённые в светских кругах, в которых гости и приходящие к девушкам будущие женихи писали разные послания, посвящения, стихи. В крестьянской среде с положительной коннотацией было обращение «милая да хорошая», «голубушка».
Как могли говорить за глаза? Использовали слово «пассия». Оно имело такое же значение, какое сейчас вкладывают в словосочетание «моя девушка».
«Альтушка» — «беложилетник»
|
---|
Изображение: нейросеть Kandinsky |
«Беложилетники» (1860-е гг.) либо «белоподкладочники» (1880-е гг.) — это студенты, которые поступили в университет (из высшего света) и оказались среди разночинного студенчества, «золотая молодёжь». Вот их называли беложилетники, белоподкладочники. Демократизация жизни порождала и более грубые формы слов, и в речи молодёжи появились элементы городского просторечия.
Если говорить о субкультурах в целом, то, конечно, их не было как таковых. Были объединения, например, коробейников, шарманщиков, профессиональные сообщества, и был их профессиональный язык. Но это ремесленники. А такого андерграунда, как сейчас, не было, конечно. Музыкальная культура только начинала развиваться в XIX веке. В салонах собирались — вспомним салон Анны Павловны Шерер из «Войны и мира». Развивалась балетная традиция, процветали Мариинский театр и Большой театр в Москве, Императорский Александрийский театр в Петербурге. Но таких сообществ, как сейчас — нет, не было».
«Пахать» — «служить» — «трудиться»
|
---|
Картинка: нейросеть Kandinsky |
«В XIX веке все служили: «Я служу у графа такого-то». Сейчас такая традиция сохранилась у чиновников («государственная служба») и у театралов: «служил в Мариинке». А теперь у большинства и не спросишь, где он служит.
«Работать» в первоначальном значении означало «использовать в отношении механизмов». То, что механически действует, то и работает: мотор, машина и так далее. А человек «служит» — трудится на одном месте продолжительный срок, «трудится» тоже только человек».
«Кринж» — «стыд и срам»
|
---|
Картинка: нейросеть Kandinsky |
«Эти два слова всегда шли вместе. Такое часто встречается в древнерусском языке: «стыд и срам», «горе-беда», «радость и веселье». Причём в городской речи чаще использовалось слово «срам», а в деревенской — «со́ром». Это обычное русское полногласие, как есть пара «град» — «город», например.
«Срам» чаще употребляли для изображения стыда, за что осуждали другие: «срамное место» — такое место, которое самому стыдно показывать. А «стыд» изначально связан со словом «стужа»: что-то, что буквально жжёт изнутри, это ощущение холода, и за это прилюдно стыдно, перед другими стыдно, самоосуждение. Стыд и срам связаны друг с другом. Одно без другого не может быть, причина и следствие.
Красиво, не правда ли?».