Сергей Николаевич, почему вы решили пойти на выборы? Это было самостоятельное решение?
— Реально 10 лет я в политике почти не участвовал. Но оставался при этом руководителем «Российского общенародного союза», который в тот момент был общественной организацией. С ростом наших внутренних кризисных проблем в 2011 году было принято решение вернуть организации партийный статус. Ведь если раньше мы рассчитывали, что с приходом новых партий и новых политиков должен появиться внятный курс общественно-политического развития, то после формирования двух последних созывов парламента таких надежд у нас не осталось. Поэтому мы восстановили партийные структуры и на съезде обсудили вопрос об участии в выборах и выдвижении кандидата в президенты. Нашу идеологию национально-патриотического развития нужно было уже представить обществу. Фактически одновременно мои соратники сказали: «Сергей Николаевич, ну, значит, пришло ваше время».
Насколько серьезно вы намерены бороться за президентский пост?
— Борьба серьезная, но речь идет не только о борьбе за пост президента. В сегодняшней ситуации я был бы или лицемером, или крайним глупцом, если бы сказал, что неизвестно, кто пойдет на инаугурацию весной. Известно всем прекрасно. Но у меня возникает вопрос: и что дальше? Ничего не будем менять? Но это же смерти подобно. Поэтому мое участие в выборах — стремление пробудить понимание, что, кроме неолиберальной альтернативы, кроме как пойти преклониться и капитулировать перед Западом, есть еще национально-патриотическая идея — возрождение страны с опорой на наши традиции, наши духовные основы. Вот это мы пропагандируем. Нам нужно защитить социальные завоевания эпохи советской цивилизации — в этом мы с левыми, с КПРФ, всегда были едины. Но при этом я отстаиваю православный стержень нашего общества. Я не боюсь признать, что религиозная основа является естественным условием нашего возрождения. И поддержка православия должна быть непреложной, как и все традиционные религии, я убежден, заслуживают государственной поддержки.
Вас не беспокоит, что такая позиция сразу отсекает огромную часть электората?
— А я не собираюсь ничего объяснять людям, верующим в то, что бога нет, и не желающим думать о спасении души. Они уже неизлечимы. Они заявляют, что не нужно говорить «отец» и «мать», давайте говорить «родитель №1 и №2». А для меня ценности: детей надо любить, семью надо беречь, о ветеранах надо заботиться, отечество надо защищать. Если кто-то считает, что совместная жизнь двух мужиков или двух женщин — это уже семья, такого человека нужно или лечить, или щадить, а кто-то будет и презирать. Семья — это сакральная любовь мужчины и женщины, без семьи человеческого общества не существует.
То есть, если кого-то не устраивает правая повестка, то нужно уезжать в Европу?
— Не уезжать, а искать себе место под солнцем. Но в России, я считаю, при нашем образе жизни поддержку должны получать те, кто верен традиционным духовным ценностям. Безнравственность не должна поощряться.
В политическом спектре на этих выборах вы представляетесь самым правым кандидатом.
— Самым консервативным, да. Ну и что? Я же не лезу с нашими требованиями в европейскую жизнь, хотя там многие мои друзья — тот же Жан-Мари Ле Пен и Марин Ле-Пен (французские политики-националисты — прим. ред.) — разделяют мои взгляды применительно к французской реальности.
Были к вам вопросы по сбору подписей. За счет каких ресурсов удалось набрать нужное количество?
— Я никогда не сомневался, что мы соберем подписи. У меня членов партии больше 104 тысяч. В 2007 году, например, мы собрали свыше 200 тысяч подписей. И мы сохранили региональные отделения в 48 субъектах федерации. То есть мне не надо было ничего изобретать, но нужны были деньги — на нотариусов и прочее. Деньги мы с большим трудом нашли, но, к счастью, у нас было и очень много волонтеров. Оставался только один вопрос: а признают ли подписи? Мы собрали 105 тысяч, причем подходили очень критически. Хотя от субъектов федерации надо было не больше 2,5 тысячи подписей, поэтому, как бы я ни радовался, что в моей родной Омской области после проверок осталось безупречных 3,2 тысячи подписей, признали 2,5 тысячи, и все. К сожалению, два субъекта мы полностью забраковали. Все остальное было безупречно.
Странно, что омичи вас не слишком активно поддержали, хотя, казалось бы, вы первый кандидат от Омска, это должно было сыграть роль?
— Что значит не слишком активно? У меня здесь есть соратники, но есть и давние оппоненты. И это связано не только с командой бывшего губернатора Полежаева, с которым мы были оппонентами. На всех выборах, в которых я в Омске участвовал, против меня был обком КПРФ. Это были первые выборы 1991 года, когда обком сделал все, чтобы не допустить меня и других кандидатов от университета в народные депутаты РСФСР. Это были первые после расстрела Верховного совета выборы 1993 года, когда КПРФ предложила мне снять свою кандидатуру, потому что в этом округе выдвигался их первый секретарь обкома. Это был парадокс: мы с КПРФ союзники, но на любых выборах они делали все, чтобы меня утопить. А я всегда пытался формировать блок народного единства. Я даже дважды баллотировался, когда «РОС» не был партией, под флагом КПРФ — лишь бы это было неформальным патриотическим фронтом, но, очевидно, это не очень нужно для ряда левых политиков.
Кстати, на этих выборах ваша политическая повестка во многом совпадает с позицией КПРФ.
— Заметьте, приоритет-то у меня. Я свою программу сформулировал, когда КПРФ еще не существовала как партия.
Разве это важно, кто первый?
— Важно. Кто у кого списал. И важно не только то, что в программе написано, а делается ли это? Когда мне говорят: хорошо, что КПРФ выдвигает бизнесмена, я отвечаю: хорошо. Только не надо делать вид, что это какая-то борьба.
Вот вы говорите, что стремитесь к консолидации. А что реально мешает объединить силы, выставить единого кандидата от оппозиции на этих выборах?
— Необходимость консолидации не должна сегодня становиться мифом. Иногда избирателю нужно предложить несколько принципиальных альтернатив. Может, хорошо, пусть будет альтернатива КПРФ, хоть даже в лице такого буржуа, как Грудинин, пусть будет Собчак, которая представляет гламурных прозападных сторонников, пусть будет Явлинский. Явлинского я вот ценю как искреннего убежденного в своих взглядах либерала, хотя не согласен со многими его позициями, особенно по Крыму. С другой стороны, пусть будет Сурайкин, как представитель такого демонического уже коммунистического движения, или Титов — классический крупный российский бизнес. Я забыл еще такого могиканина, как Жириновский.
Вы правы, в списке кандидатов у нас представлен весь политический спектр. Но есть ли конкуренция при этом?
— Есть конкуренция политических программ.
Программ, но не кандидатов?
— А реальность кандидатов — я вам уже сказал.
Среди кандидатов вы — самый небогатый, избирательный фонд был исчерпан в первые дни. Как вы ведете кампанию без денег?
— Не сыпьте соль на рану. Я в таких условиях веду избирательную кампанию уже 25 лет. Вы думаете, у меня когда-то в партии состоял Дерипаска или Абрамович? Это в 99-м году лжецы писали: Бабурин — человек Березовского. Моего злейшего оппонента.
Но все-таки — как технически отсутствие средств сказывается на проведении кампании?
— Минимальные средства, чтобы оплатить нотариусов при сборе подписей, мы нашли. А сейчас это сказывается на том, что у нас нет билбордов, ограничена возможность издания программ, листовок. Но сейчас, если немного появятся деньги, мы будем все это публиковать, но не в тех объемах. Мы вынуждены ориентироваться на предоставляемые в соответствии с законом места в газетах и эфирное время.
В дебатах вы будете участвовать?
— Обязательно. Без очного выяснения, в чем достоинства программ кандидатов, я не вижу для избирателей возможности почувствовать, где правда, а где очередная пустая фраза.
Вас в нашей области позиционируют как омского кандидата. Вы ведь следите за событиями в регионе. Как оцениваете последние изменения в связи со сменой руководства?
— Ну, пока прошло слишком мало времени. Я действительно позитивно оцениваю первые шаги исполняющего обязанности губернатора, считаю, что он очень грамотно пытается устроить внутренний мир между омскими политическими группировками во имя развития региона. Он уже почувствовал основные болевые точки, поэтому очень правильно ставит вопрос и о создании новых рабочих мест, и о формате помощи обманутым дольщикам, и о помощи молодым, многодетным семьям, о развитии информационной индустрии, цифровой экономики. Я наблюдал его кадровые решения, внимательно ознакомился с его посланием Законодательному собранию, и у меня возникла надежда, что в регионе появилась сила, которая поможет ему стряхнуть многолетнее оцепенение.
Но тут ведь и проблема нищего бюджета.
— Исполняющий обязанности губернатора очень грамотно подходит к наполнению бюджета. Он все-таки ориентирует омичей не на попрошайничество с федерального уровня, а на формирование источников дохода за счет своих дел. Да, есть проблемы с доходной частью, но неразрешимы только те проблемы, которые не решают.
Болезненная история для омичей — уход налогов той же «Сибнефти». Вы ведь выступали пару лет назад за отмену процессинга, но в итоге протолкнуть идею не получилось.
— Я и сейчас поддерживаю эту позицию. И я был признателен, что ее поддержали и в Совете федерации, и в Госдуме, а в регионе — в Законодательном собрании и в руководстве города. Думаю, что сейчас новое руководство сумеет предложить новый формат решения этой задачи, чтобы не разругаться вдрызг с «Газпромом», но заставить или его делиться, или Министерство финансов возвращать нам деньги хотя бы в такой пропорции, в какой они возвращают в Новосибирск. Пока Омск ущемлен.
В своей программе вы ставите такой тезис, как «нравственная экономика». Что под этим подразумевается?
— Это означает не просто работу в хозяйстве, а работу при осознании ее цели. И цель — не только обогащение, не удовлетворение лишь материальных потребностей, но, прежде всего, удовлетворение духовных потребностей. А значит, это честная работа и честная оплата труда. Нравственную экономику не надо воспринимать как относящуюся к тем, кто занимается непосредственно трудом. Это относится и к государству, которое должно обеспечивать достойную зарплату, рабочие места и выполнять обязанности перед обществом, а не только собирать деньги и тратить их в своих интересах.
В программе у вас также заявлена национализация природных ресурсов. Считаете, это реалистично?
— Вопрос на самом деле поддерживается многими политическими силами, и левыми, и правыми. Это элементарные вещи. Сверхприбыль, которая получается нашими нефтяными и газовыми компаниями, и которая сегодня идет в их доход, должна идти государству, а точнее, народу через специальные фонды. Доход остается, но сверхприбыль — это природная рента, — должна изыматься и расходоваться централизованно. Сегодня вся природная рента идет в частную собственность, а частная собственность в этих условиях — это гибель общества.
Вы имеете в виду отмену частной собственности только относительно природных ресурсов?
— Я против метаний из стороны в сторону. Если мы говорим о стабильном развитии общества, то частная собственность существует, и государство должно ее гарантировать. У нас чиновничий произвол и государственные поборы мешают развиваться малому и среднему бизнесу, иногда без какого-либо реального основания меняют правила игры. Я уж не говорю, что все разрешительные механизмы — источники коррупции. Нужно максимально уйти от согласования, если принято решение о лицензировании, квотировании и других способах.
Вы ведь говорите, что реально смотрите на ситуацию. Каковы ваши планы после выборов?
— Надеюсь приступить к реализации программы, которую я назвал «Русский выбор». В масштабах всей страны.
