Другое название пьесы, которое изначально хотел дать сам автор - «Возвращение». И этот спектакль стал своеобразным возвращением в Омск бывшего актёра Омской драмы Евгения Кочеткова. Теперь уже в качестве режиссера. Свой спектакль он назвал Sole mio ("Солнце моё"). Интригует тут вообще многое и, в первую очередь, основные темы — религия, секс и любовь.
Абсолютная тьма
Впечатления с высоты второго ряда можно скорее сравнить с ощущениями жителя второго этажа домика из «Покровских ворот» — ты наблюдаешь за действием, как за развернувшейся жизнью во дворе.
В пьесе Ибсена этой свадьбы-мессы, где жених оказывается всего лишь манекеном, вообще нет. Но она позволяет создать особую атмосферу Ибсена: действие как будто происходит и в 1881 году, и в 2017-м, и раньше, и позже, словом, всегда.
Анатомия любви
Постановку, скорее всего, назовут провокационной. Сцены секса занимают одно из центральных мест. Причем героев не скрывает полный мрак или внезапно опустившийся занавес. Нет того, что в плохих романах скрывается за словом «и все завертелось». Отношения между фру Элене Альвинг (Екатерина Потапова) и пастором Мандерсом (Руслан Шапорин), который приезжает затем, чтобы открыть приют в память о её покойном муже, выносятся на первый план.
В тексте Ибсена истинная связь пастора и фру Альвинг представлена лишь несколькими строчками. Нам известно лишь то, что много лет назад в первый год замужества, когда жить с распутным мужем Елене стало невыносимо, она попыталась сбежать из дома к другу семьи пастору Мандерсу. Ему удалось за одну ночь вернуть её на путь истинный. И после 19 лет не показывался в доме Альвингов, но сейчас вновь открыл его двери, а вместе с ними и скелеты в шкафу его обитателей.
В спектакле Евгения Кочеткова отношения пастора и фру вынесены на первый план в буквальном смысле этого слова. Секс в постановке не только не условен, а даже анатомичен. Его можно сравнить с хирургической операцией. Причем такой, где от мышц отделяют кожу лица, вырезают излишки, выбрасывают их в ведро (специальное медицинское), а потом натягивают кожу на место и аккуратно зашивают рубец за ушами. В один момент осознаёшь, что смотреть на это имеет право только хирург, а стороннему наблюдателю лучше опустить глаза. Вот и мы опускаем.
Может ли операция быть неприличной? Наверное, этот вопрос никто не задаёт. А вот в отношении театральных постановок он возникает постоянно. В нем предательски сохранилась древнегреческие отголоски «мистерии» и «катарсиса». И чтобы достичь этого «божественного очищения», вывести зрителя из комфортного созерцания и атмосферы приятного вечера и помочь сорвать своё старое лицо и найти молодое, незамутненное предрассудками, иногда как раз нужна такая операция.
«Сцены на грани» особенно сложны, ведь эту грань так легко перейти. Но на ней лишь балансируют. И самые сложные сцены кажутся простыми и естественными, как сама жизнь. Тут нужно отдать должное мастерству Екатерины Потаповой. Она так органична, тонка и умна, что вопрос "а зачем вообще эти сцены в спектакле?" даже не возникает.
Одно из объяснений Пастера и Фру Алвинг происходит на столе, который на время героям заменяет кровать. Ведь самые важные и честные слова как раз говорятся в постели, не так ли?
Носки пастора
Мандерсон у Ибсена достаточно наивный человек, с простыми представлениями о долге и морали. Его сравнивают с большим ребёнком. То, что произошло между ним и фру Алвинг много лет тому назад, для него большой грех.
Мандерсон в исполнении Руслана Шапорина совсем другой. Он мужественен и даже брутален. Его вполне можно сравнить с образом молодого папы из одноименного сериала.
Не случайно, что и пастор Мандерсон в такой трактовке становится не только любовником Элене Алвинг, но и предметом тайных грез молодой служанки Регины, приемной дочери фру.
Опять же оговоримся, этих взаимоотношений в романе нет. Единственное, на что указывает Ибсен, это на то, что во время конформации Регина показалась пастору слишком зрелой для девочки своих лет.
Но в таком образе Мандерсона влечение Регины к своему духовному отцу выглядит вполне логично. И так же понятно, почему она отдает предпочтение ему, а не сыну фру Алвинг Освальду, который приехал в родной дом.
Освальд — талантливый, открытый, но все же ребенок. Тут нельзя не сказать пары добрых слов об Игоре Костине (Освальд) — это молодой, обаятельный, удивительно искренний, и при этом по–настоящему профессиональный актёр. Ему веришь, и веришь безусловно.
А пастор Мандерсон (Руслан Шапорин) — зрелый мужчина. И эта мужественность подчеркивается в отношениях с каждой из женщин.
Образ Регины у Ольги Беликовой получился гораздо глубже и ярче того, что описан в пьесе. Это не просто сообразительная служанка, которая хочет получше устроить свою судьбу. Это сильная и свободная молодая девушка, способная надеть самое короткое мини в знак протеста и сохранить своё лицо при любых обстоятельствах. Нет сомнений в том, что такая девушка способна любить, и любить искренне.
И вот предмет этой любви, брутального пастора, режиссер решает одеть в строгий черный костюм и ярко-синие носки. Такие же по-домашнему милые носочки надеты и на фру Аленг.
Конечно же, это не случайность, а еще одна грань сложных образов. В этом смысле пьесы Ибсена похожи на наброски, а не на абсолютно законченные целостные произведения. И по этим наброскам каждый мастер может создать не копию картины или её современный вариант, а своё собственное произведение искусства. И здесь уместны и современные ритмы Stromae, и знаменитое неаполитанское Sole mio.
Вас что-то в этом смущает? И хорошо. Для тех, кто предпочитает классику в более привычном виде, в театре есть и другие спектакли. Например, «На всякого мудреца довольно простоты» или «Поздняя любовь». Кстати, тоже прекрасные спектакли.