— Вопрос навеяла сейчас ваша фраза на саундчеке: «Это я раньше буйный был. А потом отсидел и теперь смирный». Это не шутка насчёт смирности? Она пришла с возрастом?
— Насчёт отсидки — шутка, конечно. А спокойнее я действительно стал, хотя и сейчас иногда могу побуянить. Годы смиряют всех бунтарей. Просто на ранних этапах творчество происходит хаотично, импульсами, ты фиксируешь все эти импульсы, спокойно потом транслируешь в окружающий мир. Со временем всё становится более рациональным. Ты понимаешь, что не все импульсы, которые протекают внутри, нужно воплощать в творчестве, не все тексты можно (нужно?) обнародовать. И с годами человек становится менее радикальным в своих взглядах на мир и это не может не отражаться на творчестве. То есть и оно с годами смягчается.
— А нет такого, что уже больше начинаешь сочинять по схемам, своим уже проверенным лекалам?
— У меня другой подход: больше не навредить. Как у Гиппократа. Когда я пишу песню, я не думаю, понравится она кому-то или нет. А скорее о том, навредит она или не навредит. Раньше я об этом не задумывался. Просто писал и всё. Те, кто сочиняет по лекалам, не всегда коньюнктурщики. Просто есть люди, у которых какая-то творческая стагнация. Они уже не могут написать лучше, чем написали раньше, и они регулярно ударяются в самоповторы. А есть люди, которые знают, за что их любят, и стараются писать такой материал. Вот это уже коньюнктурщики, они в основном работают на массовую аудиторию.
— Но можно так понимать, что коньюнктурщики — они в основном на эстраде, в поп-музыке?
— Нет, в рок-музыке их тоже полно. По сути весь русский рок — это коньюнктурщики. В большинстве своём, по моим наблюдениям. Попсовики бывают даже гораздо искреннее в своих порывах, чем коньюнктурщики от рок-музыки. Потому что с рокеров спрос больше. Рок ведь претендует на звание честной культуры, соответственно с его представителей гораздо больше спрос, чем с попсовика, который в открытую говорит, что пишет музыку, одновременно считая на калькуляторе. Он не врёт ни самому себе, ни людям. В принципе и Шнуров так же говорит. Он не кривит душой, когда говорит, что пишет материал, чтобы заработать денег. Или лэйбл «Black star». Это такая машина с артистами по зарабатыванию денег, люди там этого не скрывают и не стесняются. Это данность и всё.
«У меня мат больше бытовой»
— Кстати, о Шнурове. Вот он использует мат в песнях, вы используете. Есть другие рокеры, которые тоже используют. У вашего мата есть какая-то своя природа? Как говорил однажды критик — у Лаэртского он один, у «Сектора Газа» другой, у Степанцова третий, у Летова четвёртый…
— В принципе я согласен, что природа мата у Лаэртского, Летова и Шнурова — это кардинально разные вещи. Мат у меня в песнях… он появляется там каким-то естественным образом, на нём разговаривают герои. То есть это естественная часть их лексического пространства. Если мата не будет, то там это будет как-то недостоверно. У меня мат не является способом эпатажа, это совершенно естественная лексическая среда, часть языка. Для меня это нормально. Просто его не везде можно употреблять и не везде это уместно. У меня он больше бытовой.
— Буквально сегодня я прослушал одну из песен вашего альбома про Скруджа Мак-Дака, там есть такие слова про «ехай известно куда» — это привет Шнурову и его «Дорожной»?
— Конечно, это аллюзия на него. Я этого не скрываю. Потому что главный герой песни — потенциальный заказчик шнуровских корпоративов. Он ведь играет по большому счёту для богатых. Тех, которых хотят развеять пятничный — выходной вечер, делают это под «Ленинград». И там мой герой периодически звереет, и в этом в целом есть ирония, конечно.
| |
|---|
| Фото: stolica-s.su |
— Вообще этот альбом был какой-то идеологический и антикапиталистический?
— Я бы так не сказал. У меня не было изначально такой цели — делать антикапиталистический альбом. Я нормально отношусь к деньгам и богатству, бизнесменам. Просто русский рок старается раскритиковать деньги, мол, это дерьмо, это плохо, они все от лукавого. Но на самом деле деньги — это всего лишь инструмент. Их можно использовать по-разному. Можно оплачивать операции больным детям или сжигать гостиницы, как это делали одни из наших рокеров, не буду говорить, кто. У каждого свой способ, как потратить эту энергию. В этом альбоме я попытался не разносить богатого человека, не говорить, какой он подонок, пытался понять по-человечески. Может, у него в детстве не было велосипеда? И, может, чисто по-человечески я его пойму? Мне интересно понять разных людей. Очень интересно. Почему у них так сложилось, откуда у них взялась тяга к тем или иным вещам. Как они лечат свои детские травмы. Мне это очень важно понять. Может, чем-то смогу помочь (улыбается), добрым словом или песней. Так что альбом «Жизнь и смерть Скруджа Мак-Дака» — про жизнь типичного человека из 90-х, который всех обманывал, зарабатывал деньги, а потом понимает, что перед лицом смерти он ничтожен как пылинка. И в эти минуты у него происходит если не переоценка, то осознание ужаса и страха перед новой реальностью. И важно, чтобы он за эти секунды понял, что он делал не так.
— То есть это о том, как у него перед смертью вся жизнь проносится перед глазами?
— Конечно.
— И я так догадываюсь, что как человека из 90-х его и зовут как персонажа популярного мультфильма «Утиные истории», который у нас показывали в начале 90-х… Образ этого селезня-богача.
— Конечно.
Авторитетов в политике нет
— Тексты песен у вас не то что напрямую политизированные, но некие намёки на это есть — то там, то тут. Это оппозиционность или нет? Сочувствуете ли патриотической оппозиции или ещё кому-то?
— Я патриот, люблю свою страну. Но каких-то авторитетов в политике у меня нет. Политикой как таковой я не интересуюсь именно в том разрезе, как вы говорите. Не интересуют идеалистические платформы и варианты развития страны. Больше интересуют простые люди, их судьбы и как они чувствуют себя в окружающем мире. Простые русские люди. Глядя на оппозицию сейчас, я не вижу там для себя чего-то родного. Если брать лидеров — я никому из них не доверяю. Ну нет прямо такого мощного человека, которому я бы полностью доверял. Про которого я мог бы сказать, что мы с ним и в бой, и куда угодно. Не вижу такого человека.
— Ну и власть для вас не авторитет? И к ней у вас претензии есть, так можно понимать?…
— Да, есть. Меня беспокоит, что происходит замещение коренного населения какой-то непонятной абстрактной массой. Это главная проблема. Русский человек в России не может чувствовать себя русским. Естественная убыль населения — сколько мы его теряем каждый год… Много чем недоволен, но есть и хорошие вещи. Точнее, это люди, очень хорошие люди. Я объездил всю страну и это наблюдаю, пересекаешься же с очень многими. Этим страна и богата и крепка. Волонтёрство и благотворительность? Ну… у нас очень пассионарный народ, он живо откликается на благовторительность. Я помню, мы собирали деньги для парня из моего родного города. Они нужны были на сложнейший курс лечения, мы парня отстояли, люди откликнулись, собрали, среди них было много тех, кого я знаю лично. Мы с ним росли в одном дворе, играли в футбол, потом как-то потеряли друг друга из вида. И очень много примеров, когда люди готовы прийти другим на помощь. И это самая главная валюта. Они не оскотинились. Я не политолог, особо масштабно рассуждать про какие-то процессы не могу, мои размышления не особо ценны, да и политологи, как мне кажется, могут заблуждаться, рассуждая о том, что происходит. Я просто стараюсь говорить о том, что известно.
Квартирник в Москве и Стинг в тарском ДК
— Что касается творчества — как этот процесс у вас поменялся с годами? Либо не поменялся…
— Вдохновение бывает в регулярном режиме. А в целом человек теряет способность творить тогда, когда теряет остроту восприятия. У меня с этим всё в порядке, я особо не отдаляюсь от людей, для которых пишу песни. Я езжу в плацкартах, и бывают и какие-то экстремальные поездки, периодически живу в таком графике и состояние такое, что… это вообще идеально для творчества. Именно когда ты измотанный в дороге. Более остро себя ощущаешь. Там, во-первых, наверное, влияет ритмический стук колёс, он немного погружает в такой транс, хорошее настроение. Потом там появляется какое-то свободное время, и в этот момент пишется. А когда я приезжаю домой — просто систематизирую накопленный материал и каким-то образом его ограняю и довожу жо ума. Либо наоборот откладываю в долгий ящик.
— Вы гастролируете в единственном лице. А записываете композиции с помощью ещё каких-то инструменталистов?
— Там я сам всё играю, за исключением редких случаев, когда вот как раз на альбоме «Жизнь и смерть Скруджа Мак-Дака», с виолончелью мне там помогал Пётр Акимов.
— О! Я знаю, он играет с Ольгой Арефьевой.
— Да, он играл ещё и с «Аквариумом», «Наутилусом Помпилиусом», сейчас играет и с Юлией Теунниковой, с какой-то сербской певицей… Он очень отзывчивый и хороший мужик, вот я просто попросил его. Давно мечтал с ним записаться. А сейчас мы пишем альбом с гитаристом американской группы «Swans» Кристофером Ханом. Мы уже записали две композиции синглом, сейчас записывам целый альбом, летом играли вместе в России несколько акустических концертов. После сингла записали две песни, осталось ещё штук пять записать. Когда писали сингл, он записал свои партии в Берлине, где сейчас живёт, и прислал мне их. А тут мы их сводили. Решение писать альбом возникло спонтанно в процессе гастролей по России. Кстати, две песни после сингла записали на студии омичей — группы «25/17».
— Получается, вы периодически прерываете записи на гастроли, потом возвращаетесь и снова записываете?
— Да. Просто альбом не привязан ни к какой дате, его можно выпустить когда угодно. Никто не подгоняет. И выпустим тогда, когда будем обоюдно довольны работой.
| |
|---|
| Фото: rocktimes.ru |
— Сотрудничество с Ханом — это так получилось, либо ваша инициатива, либо встречное движение?
— Я мечтал записаться с ним 12 лет, как только его услышал. Потом в 2013-м познакомились, когда «Swans» приезжали в Россию. Знакомство произошло случайно, когда он стоял у клуба, курил, его никто не узнавал. Я подошёл, просто начал с ним болтать и всё. Потом в конце 2018 года он приезжал в Россию и его вытягивала по каким-то своим делам московская группа «Собаки табака». Я посетил его сольный концерт, мы там пообщались, играли квартирник вместе в Москве. Сейчас его как раз монтируем. Это для него было потрясающее зрелище — всё равно что Стинг поедет в Тару и будет там играть в ДК. Примерно то же самое. Мы поболтали и так завязалось сотрудничество.
— И всё же если бы не та встреча, всё равно бы, наверное, потом связались через менеджеров и как-то договорились?
— Я в целом стараюсь людям не навязываться в этом плане. Это происходит само собой. К такому у меня философское отношение. Если должно произойти — оно произойдёт рано или поздно. И если точнее, скорее всего, именно вовремя. Не рано и не поздно. Когда я к этому буду готов. Для меня это просто был важный опыт, меня очень сильно порадовало, что практически безвозмездно он согласился посотрудничать. Для меня это была мечта 12 лет. Было очень приятно записаться с «25/17»
— Как известно, у вас есть опыт работы и с выходцами из Омска — группой «25/17». Прежде всего это дуэт «Сети» на их альбоме в 2015 году. Расскажите, как вы скооперировались с ними?
— Группу я услышал в 2011 году, тогда и завязалась дружба. Получилось так, что случайно она попала в мой плеер, когда у них был такой хэштэг #зож_и_рэп. Стало интересно. Потом так получилось, что начал слушать, и в 2014 году в «ВКонтакте» меня сам в друзья добавил Андрей Бледный. Я сначала сомневался, подлинная страница, но оказалось, что да. Поприветствовал, сказал, что его слушаю, высказал уважение за творчество. И, мол, даст бог, когда-нибудь свидимся. Он ответил взаимными респектами. И через пару недель мы случайно пересеклись на концерте группы FPG в Москве. Концерта я не видел, я там выступал спецгостем. Мы сели с Андреем пить чай и болтали весь вечер. И потом на следующий день я приехал в их студию, слушать альбом «Русский подорожник», который они готовили. И с той поры завязалось приятельское общение за чайком и … другими напитками. С Андреем мы здорово общаемся, очень приятно. В его группе — в основном с ним. Но и в остальном там, конечно, хорошие ребята.
Что касается дуэта, мы очень быстро всё сделали. Просто однажды в беседе я ему как-то предложил: «Давай что-нибудь запишем» — «Вообще не вопрос». Долго не знали, что конкретно записать. Долго пробовали, я присылал какие-то куски… И потом по сути весь текст в этой песне по сути Бледный написал. Я — только маленький кусок и немножко переделал припев. Музыку сочиняли вместе. Поначалу там была такая своеобразная версия, потом ребята её уже подрихтовали, сделали как надо. Мне было очень приятно с ним записаться, потому что я знал, что нам есть что сказать вместе. Совместные работы хороши тогда, когда есть что сказать вместе. Мы как-то срезонировали, наверное. Так и получилось.
— Какое вообще у вас мнение об их музыке? Они вроде бы рэперы, но в целом и в рок-тусовке считаются своими, это интересно.
— Мне кажется, музыка там вторична. Главное, что есть содержание, а форма — вторична. Если они сейчас захотят записать шансон, у них получится и интересный шансон, потому что когда есть содержание, то оно в любой форме может подаваться интересно.
Полина Малькова